Science Index

Социальные сети

 

Герберт МаркузеГЕРБЕРТ МАРКУЗЕ

(19.07.1898 – 29.07.1979)

немецкий философ, социолог и политический мыслитель

 

Основные работы

Одномерный человек

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Герберт Маркузе о современном обществе

Не служит ли угроза атомной катастрофы, способной истребить человеческую расу, защите тех самых сил, которые стремятся увековечить эту опасность? И в то же время уси­лия, направленные на ее предотвращение, затемняют поиск ее потенциальных причин в современном индустриальном обществе. Оставаясь нераспознанными, не предъявленными для всеобщего обозрения и атаки, они отступают пред куда более очевидной угрозой извне: для Запада — с Востока, для Востока — с Запада. Не менее очевидно, что жизнь превра­щается в существование, так сказать, на грани, в состояние постоянной готовности принять вызов. Мы покорно прини­маем необходимость мирного производства средств разру­шения, доведенного до совершенства расточительного по­требления, воспитания и образования, нацеливающего на защиту того, что деформирует самих защитников и то, что они защищают.

Если мы попытаемся соотнести причины этой опас­ности с тем способом, которым общество организовано и ор­ганизует своих членов, то немедленно столкнемся с тем фактом, что развитое индустриальное общество растет и со­вершенствуется лишь постольку, поскольку оно поддержива­ет эту опасность. Защитная структура облегчает жизнь мно­гим и многим людям и расширяет власть человека над природой. При таких обстоятельствах наши средства мас­совой информации не испытывают особых трудностей в том, чтобы выдавать частные интересы за интересы всех ра­зумных людей. Таким образом, политические потребности общества превращаются в индивидуальные потребности и устремления, и удовлетворение последних способствует развитию бизнеса и общественному благу. Целое представля­ется воплощением самого Разума.

Тем не менее именно как целое это общество ирра­ционально. Его продуктивность разрушительна для свобод­ного развития человеческих потребностей и способностей, его мирное существование держится на постоянной угрозе войны, а его рост зависит от подавления реальных возмож­ностей умиротворения борьбы за существование — индиви­дуальной, национальной и международной. Это подавление, которое существенно отличается от подавления, имевшего место на предшествующих, более низких ступенях развития общества, сегодня действует не с позиций природной и тех­нической незрелости, но скорее с позиции силы. Никогда прежде общество не располагало таким богатством интел­лектуальных и материальных ресурсов и соответственно ни­когда прежде не знало такого объема господства общества над индивидом. Отличие современного общества в том, что оно усмиряет центробежные силы скорее с помощью Техни­ки, чем Террора, опираясь одновременно на сокрушительную эффективность и повышающийся жизненный стандарт.

 

Герберт Маркузе о техническом прогрессе

Технический прогресс, охвативший всю систему господ­ства и координирования, создает формы жизни (и власти), которые по видимости применяют противостоящие системе силы, а на деле сметают или опровергают всякий протест во имя исторической перспективы свободы от тягостного труда и господства. Очевидно, что современное общество обладает способностью сдерживать качественные социальные переме­ны, вследствие которых могли бы утвердиться существенно новые институты, новое направление продуктивного процес­са и новые формы человеческого существования. В этой способности, вероятно, в наибольшей степени заключается исключительное достижение развитого индустриального об­щества; общее одобрение Национальной цели, двухпартий­ная политика, упадок плюрализма, сговор между Бизнесом и Трудом в рамках крепкого Государства свидетельствуют о слиянии противоположностей, что является как результа­том, так и предпосылкой этого достижения.

 

Герберт Маркузе о критике в индустриальном обществе

В период своего зарождения, в пер­вой половине девятнадцатого столетия, критика индустриаль­ного общества, выработав первые концепции альтернатив, достигла конкретности в историческом опосредовании тео­рии и практики, ценностей и фактов, потребностей и задач. Это историческое опосредование произошло в сознании и по­литических действиях двух крупнейших противостоящих друг другу в обществе классов: буржуазии и пролетариата. Но, хотя в капиталистическом мире они по-прежнему оста­ются, основными классами, структура и функции обоих на­столько изменились в ходе капиталистического развития, что они уже больше не являются агентами исторических преоб­разований. Всепобеждающий интерес в сохранении и улучше­нии институционального status quo объединяет прежних ан­тагонистов в наиболее развитых областях современного об­щества. Что касается коммунистического общества, то технический прогресс обеспечивает его рост и сплоченность в такой степени, что сама идея качественных перемен от­ступает перед реализмом понятий лишенной взрывов эволю­ции. В отсутствие явных агентов и сил социальных перемен критика не находит почвы для соединения теории и практики, мысли и действия и, таким образом, вынуждена взойти на высокий уровень абстракции. Даже самый эмпирический ана­лиз исторических альтернатив начинает казаться нереали­стичной спекуляцией, а подобные убеждения — делом лич­ного (или группового) предпочтения.

Тотальный характер достижений развитого индустри­ального общества оставляет критическую теорию без рацио­нального основания для трансцендирования данного обще­ства. Вакуум вкрадывается в саму теоретическую структуру, так как категории критической социальной теории разраба­тывались в период, когда потребность в отказе и ниспровер­жении была воплощена в действиях реальных социальных сил. Определяя действительные противоречия в европейском обществе XIX в., они имели существенно негативное и оп­позиционное звучание. Сама категория «общество» выража­ла острый конфликт социальной и политической сфер — антагонизм общества и государства. Подобным же образом понятия «индивид», «класс», «частный», «семья» обозначали сферы и силы, еще не интегрированные в установившиеся условия,— сферы напряжения и противоречия. Но возраста­ющая интеграция индустриального общества, лишая эти по­нятия критического смысла, стремится превратить их в опе­рациональные термины описания или обмана.

 

Герберт Маркузе о несвободе в индустриальном обществе

В развитой индустриальной цивилизации царит ком­фортабельная, покойная, умеренная, демократическая несво­бода, свидетельство технического прогресса. Действительно, что может быть более рациональным, чем подавление ин­дивидуальности в процессе социально необходимых, но свя­занных со страданиями видов деятельности, или слияние индустриальных предприятий в более эффективные и произ­водительные корпорации, или регулирование свободной кон­куренции между неравно технически вооруженными экономи­ческими субъектами, или урезывание прерогатив и нацио­нальных суверенных прав, препятствующих международной организации ресурсов. И хотя то, что этот технологический порядок ведет также к политическому и интеллектуальному координированию, может вызвать сожаление, такое развитие нельзя не признать перспективным.

 

Герберт Маркузе о правах и свободах в индустриальном обществе

Права и свободы, игравшие роль жизненно важных факторов на ранних этапах индустриального общества, сда­ют свои позиции при переходе этого общества на более высокую ступень, утрачивая свое традиционное рациональ­ное основание и содержание. Свобода мысли, слова и совес­ти — как и свободное предпринимательство, защите и раз­витию которого они служили, — выступали первоначально как критические по своему существу идеи, предназначенные для вытеснения устаревшей материальной и интеллектуаль­ной культуры более продуктивной и рациональной. Но, пре­терпев индустриализацию, они разделили судьбу общества и стали его составной частью. Результат уничтожил пред­посылки.

В той степени, в которой свобода от нужды как кон­кретной сущности всякой свободы становится реальной воз­можностью, права и свободы, связанные с государством, обладающие более низкой производительностью, утрачива­ют свое прежнее содержание. Независимость мысли, автоно­мия и право на политическую оппозиционность лишаются своей фундаментальной критической функции в обществе, которое, как очевидно, становится все более способным удов­летворить потребности индивидов благодаря соответству­ющему способу их организации. Такое государство вправе требовать понятия своих принципов и институтов и стре­миться свести оппозицию к обсуждению и развитию альтер­нативных направлений в политике в пределах status quo. В этом отношении, по-видимому, вполне безразлично, чем обеспечивается возрастающее удовлетворение потребностей: авторитарной или неавторитарной системой. В условиях по­вышающегося уровня жизни неподчинение системе кажется социально бессмысленным, и тем более в том случае, когда это сулит ощутимые экономические и политические невыго­ды и угрожает бесперебойной деятельности целого. Разу­меется, по меньшей мере в том, что касается первых жизнен­ных необходимостей, не видно причины, по которой произ­водство и распределение товаров и услуг должно осуществляться через согласование индивидуальных свобод путем конкуренции.

 

Герберт Маркузе о власти в индустриальном обществе

В настоящее время политическая власть утверждает себя через власть над процессом машинного производства и над технической организацией аппарата. Правительство развитого и развивающегося индустриального общества может удерживать свое положение только путем мобилизации, организации и эксплуатации технической, научной и механи­ческой продуктивности, которой располагает индустриаль­ная цивилизация. Эта продуктивность мобилизует общество как целое поверх и помимо каких бы то ни было частных индивидуальных и групповых интересов. Тот грубый факт, что физическая (только ли физическая?) сила машины превос­ходит силу индивида или любой группы индивидов, делает машину самым эффективным политическим инструментом в любом обществе, в основе своей организованного как механический процесс. Но эта политическая тенденция не необратима; в сущности сила машины — это накопленная и воплощенная сила человека. И в той степени, в которой в основе мира труда лежит идея машины, он становится потенциальной основой новой человеческой свободы.

 

Герберт Маркузе о новом понимании прав и свобод

Современное индустриальное общество достигло ста­дии, на которой оно уже не поддается определению в тради­ционных терминах экономических, политических и интеллек­туальных прав и свобод; и не потому, что они потеряли свое значение, но потому, что их значимость уже не вмещается в рамки традиционных форм. Требуются новые способы реализации, которые бы отвечали новым возможностям об­щества.

Но поскольку такие новые способы равносильны от­рицанию прежних, преобладающих способов реализации, они могут быть указаны только в негативных терминах. Поэтому экономическая свобода означала бы свободу от экономики — от контроля со стороны экономических сил и отношений, свободу от ежедневной борьбы за существова­ние и зарабатывания на жизнь, а политическая — освобожде­ние индивидов от политики, которую они не могут реально контролировать. Подобным же образом смысл интеллекту­альной свободы в возрождении индивидуальной мысли, по­глощенной в настоящее время средствами массовой ком­муникации и воздействия на сознание, в упразднении «обще­ственного мнения» вместе с его изготовителями. То, что эти положения звучат нереалистично, указывает не на их утопи­ческий характер, но на мощь тех сил, которые препятствуют их реализации. И наиболее эффективной и устойчивой фор­мой войны против освобождения является насаждение мате­риальных и интеллектуальных потребностей, закрепляющих устаревшие формы борьбы за существование.

 

Герберт Маркузе о новой идеологии

В специфическом смысле развитая индустриальная культура становится даже более идеологизированной, чем ее предшественница, ввиду того, что идеология воспроизводит самое себя. Провоцирую­щая форма этого суждения вскрывает политические аспекты господствующей технологической рациональности. Аппарат производства и производимые им товары и услуги «прода­ют» или навязывают социальную систему как целое. Транс­портные средства и средства массовой коммуникации, пред­меты домашнего обихода, пища и одежда, неисчерпаемый выбор развлечений и информационная индустрия несут с со­бой предписываемые отношения и привычки, устойчивые интеллектуальные и эмоциональные реакции, которые привя­зывают потребителей, доставляя им тем самым большее или меньшее удовольствие, к производителям и через этих по­следних — к целому. Продукты обладают внушающей и ма­нипулирующей силой; они распространяют ложное сознание, снабженное иммунитетом против собственной ложности. И по мере того, как они становятся доступными для новых социальных классов, то воздействие на сознание, которое они несут с собой, перестает быть просто рекламой; оно стано­вится образом жизни. Это не плохой образ жизни — он гораздо лучше прежнего, — но именно поэтому он препят­ствует качественным переменам. Как следствие, возникает модель одномерного мышления и поведения, в которой идеи, побуждения и цели, трансцендирующие по своему содержа­нию утвердившийся универсум дискурса и поступка, либо отторгаются, либо приводятся в соответствие с терминами этого универсума, переопределяемые рациональностью дан­ной системы и ее количественной мерой (its quantitative extension). 

 

Герберт Маркузе об обществе тотальной мобилизации

В обществе тотальной мобилизации, формирование ко­торого происходит в наиболее развитых странах индустри­альной цивилизации, можно видеть, как слияние черт Госу­дарства Благосостояния и Государства Войны приводит к появлению некоего продуктивного гибрида. Сравнение с его предшественниками не оставляет сомнений в том, что это «новое общество». Традиционные очаги беспокойства здесь стерилизированы или изолированы, а подрывные эле­менты взяты под контроль. Основные тенденции такого об­щества уже известны: концентрация национальной экономи­ки вокруг потребителей крупных корпораций при роли пра­вительства как стимулирующей, поддерживающей, а иногда даже контролирующей силы; включение этой экономики в мировую систему военных альянсов, денежных соглашений, технической взаимопомощи и проектов развития; постепен­ное уподобление синих и белых воротничков, разновидностей лидерства в сферах бизнеса и труда, видов досуга и устремле­ния различных социальных классов; формирование предуста­новленной гармонии между образованием и национальной целью; вторжение общественного мнения в частное домаш­нее хозяйство; открытие дверей спальни перед средствами массовой коммуникации.

 

Герберт Маркузе о тоталитарных тенденциях и противостоянии им

Тоталитарные тенденции одномерного общества дела­ют традиционные пути и средства протеста неэффективными и, может быть, даже опасными, поскольку они сохраняют иллюзию верховенства народа. В этой иллюзии есть доля правды: «народ», бывший ранее катализатором обществен­ных сдвигов, «поднялся» до роли катализатора общественно­го сплачивания. В гораздо большей степени в этом, а не в перераспределении богатств и уравнивании классов, состоит новая стратификация развитого индустриального общества.

Однако под консервативно настроенной основной мас­сой народа скрыта прослойка отверженных и аутсайдеров, эксплуатируемых и преследуемых представителей других рас и цветов кожи, безработных и нетрудоспособных. Они оста­ются за бортом демократического процесса, и их жизнь являет собой самую непосредственную и реальную необходи­мость отмены невыносимых условий и институтов. Таким образом, их противостояние само по себе революционно, пусть даже оно ими не осознается. Это противостояние нано­сит системе Удар снаружи, так что она не в силах уклониться; именно эта стихийная сила нарушает правила игры и тем самым разоблачает ее как бесчестную игру. Когда они (от­верженные) объединяются и выходят на улицы, безоружные, беззащитные, с требованием самых простых гражданских прав, они знают, что столкнутся с собаками, камнями, бом­бами, тюрьмами, концентрационными лагерями и даже смертью. Но их сила стоит за каждой политической демон­страцией жертв закона и существующего порядка. И тот факт, что они уже отказываются играть в эту игру, возмож­но, свидетельствует о том, что настоящему периоду развития цивилизации приходит конец.

Нет оснований полагать, что этот конец будет благопо­лучным. Обладая значительными экономическими и техниче­скими возможностями, существующие общества уже вполне могут позволить себе пойти на приспособительные шаги и уступки обездоленным, а их вооруженные силы достаточно натренированы и оснащены, чтобы позаботиться об экстрен­ных ситуациях. Однако признак конца цивилизации продол­жает блуждать внутри и за пределами развитых обществ. Напрашивается очевидная историческая параллель с варва­рами, некогда угрожавшими цивилизованной империи; вто­рым периодом варварства вполне может стать продолжение империи самой цивилизации. Но вполне вероятно, что ис­торические крайности — высшая степень развития сознания человечества и его наиболее эксплуатируемая сила — могут сойтись и на этот раз. Это не более чем вероятность. Крити­ческая теория общества не располагает понятиями, которые могли бы перебросить мост через пропасть между его насто­ящим и будущим; не давая обещаний и не демонстрируя успехов, она остается негативной. Таким образом, она хочет сохранить верность тем, кто, уже утратив надежду, посвятил и продолжает посвящать свои жизни Великому Отказу.